Снова на профиль гляжу я твой крутолобый
И печально дивлюсь странно-близким чертам твоим.
Свершилося то, чего не быть не могло бы:
На пути на одном нам не было места двоим.

О, этих пальцев тупых и коротких сила,
И под бровью прямой этот дико-недвижный глаз!
Раскаяния,— скажи,— слеза оросила,
Оросила ль его, затуманила ли хоть раз?

Не оттого ли вражда была в нас взаимной
И страстнее любви, и правдивей любви стократ,
Что мы двойника друг в друге нашли? Скажи мне,
Не себя ли казня, казнила тебя я, мой брат?

София Парнок (около 1915 года)

София Парнок ждала раскаяния от Марины Цветаевой, как говорит

этот стих. Значит, были обманы, был негатив, о котором мы знать

не можем. Об этом же позже София Парнок пишет в стихе,

посвященном Марине Баранович, ассоциируя ее с Мариной Цветаевой.

Ты, молодая, длинноногая! С таким

На диво слаженным, крылатым телом!

Как трудно ты влачишь и неумело

Свой дух, оторопелый от тоски!

О, мне знакома эта поступь духа

Сквозь вихри ночи и провалы льдин,

И этот голос, восходящий глухо

Бог знает из каких живых глубин.

Я помню мрак таких же светлых глаз.

Как при тебе, все голоса стихали,

Когда она, безумствуя стихами,

Своим беспамятством воспламеняла нас.

Как странно мне ее напоминаешь ты!

Такая ж розоватость, золотистость

И перламутровость лица, и шелковистость,

Такое же биенье теплоты.

И тот же холод хитрости змеиной

И скользкости... Но я простила ей,

И я люблю тебя, и сквозь тебя, Марина,

Виденье соименницы твоей.

София Парнок Осень 1929

Правда признания в любви «И я люблю тебя, и сквозь тебя, Марина…» 

в автографе стиха, подаренном Марине Баранович не было, в нем были 

благословения. На «люблю тебя», вероятно, София Парнок изменила 

строки затем, осознавая, что любое упоминание о Боге в стихах в те 

времена было недопустимо. В любом случае со стороны Софии Парнок 

обид не осталось, она простила, сохранив добрые воспоминания в своей 

памяти.

© Адель Линская

2010-07-10