Стихи Софии Парнок

Смотрят снова глазами незрячими...

 

Смотрят снова глазами незрячими
Матерь Божья и Спаситель-Младенец.
Пахнет ладаном, маслом и воском.
Церковь тихими полнится плачами.
Тают свечи у юных смиренниц
В кулачке окоченелом и жестком.
 
Ах, от смерти моей уведи меня,
Ты, чьи руки загорелы и свежи,
Ты, что мимо прошла, раззадоря!
Не в твоем ли отчаянном имени
Ветер всех буревых побережий,
О, Марина, соименница моря!

5 августа 1915, Святые Горы София Парнок

Это один из тех стихов, у которых адресат четко обозначен. У многих стихов Софии Яковлевны Парнок адресат завуалирован. 1915 год – разгар их страстного романа с Мариной Цветаевой. И как бы ни было, я думаю эти чувства, этот ураган обеим дал много, это был толчок к развитию, чувственности, огня, страсти, а затем и понимания многого, недоступного к пониманию ранее.

И здесь, я не могу по ассоциации не вспомнить стиха Марины Цветаевой, написанного после (или во время) поездки с Софией Парнок в Ростов Великий.

Как весело сиял снежинками
Ваш серый, мой соболий мех,
Как по рождественскому рынку мы
Искали ленты ярче всех.

Как розовыми и несладкими
Я вафлями объелась шесть!
Как всеми рыжими лошадками
Я умилялась в Вашу честь.

Как рыжие поддевки парусом,
Божась, сбывали нам тряпье,
Как на чудных московских барышень
Дивилось глупое бабье.

Как в час, когда народ расходится,
Мы нехотя вошли в собор,
Как на старинной Богородице
Вы приостановили взор.

Как этот лик с очами хмурыми
Был благостен и изможден
В киоте с круглыми амурами
Елисаветинских времен.

Как руку Вы мою оставили,
Сказав: "О, я ее хочу!"
С какою бережностью вставили
В подсвечник желтую свечу...

О, светская, с кольцом опаловым
Рука! О, вся моя напасть!
Как я икону обещала Вам
Сегодня ночью же украсть!

Как в монастырскую гостиницу
Гул колокольный и закат
Блаженные, как именинницы,
Мы грянули, как полк солдат.

Как я Вам хорошеть до старости
Клялась и просыпала соль,
Как трижды мне Вы были в ярости! -
Червонный выходил король.

Как голову мою сжимали Вы,
Лаская каждый завиток,
Как Вашей брошечки эмалевой
Мне губы холодил цветок.

Как я по Вашим узким пальчикам
Водила сонною щекой,
Как Вы меня дразнили мальчиком,
Как я Вам нравилась такой...

Декабрь 1914 Марина Цветаева

Почему вспомнился именно этот стих, потому что в обеих поэтах чувствуется  сильная привязанность и любовь к Богу, православию. Но противиться страсти было не возможно. Это видно из их стихотворений.

 

 

 

С пустынь доносятся колокола...

С пустынь доносятся
Колокола.
По полю, по сердцу
Тень проплыла.

Час перед вечером
В тихом краю.
С деревцем встреченным
Я говорю.

Птичьему посвисту
Внемлет душа.
Так бы я по свету
Тихо прошла.

16 марта 1915 года София Парнок

Читаю, а на душе становится спокойно. И кстати не так уж многие способны говорить с деревцами…Быть талантливым и при этом не стремиться выделяться, любить природу, людей – во всем этом душа Софии Парнок…

 

 

Как светел сегодня свет!

Как светел сегодня свет!
Как живы ручьи живые!
Сегодня весна впервые,
И миру нисколько лет!
 
И этот росток стебля,
Воистину первороден,
Как в творческий день Господен,
Когда зацвела земля.
 
Всем птицам, зверям и мне,
Затерянной между ними,
Адам нарекает имя, —
Не женщине, а жене.
 
Ни святости, ни греха!
Во мне, как во всем, дыханье,
Подземное колыханье
Вскипающего стиха.
 
Ноябрь 1915 (?) София Парнок
 
Ноябрь 1915 помечают обычно знаком вопроса, потому что в стихотворении 
речь идет о весне. Но вполне может быть, что София Парнок не ошиблась, 
указывая дату. Весна может быть в душе, а не вне ее. 

То же возможно касается стихотворения Марины Цветаевой:

Сегодня таяло, сегодня
Я простояла у окна.
Взгляд отрезвленней, грудь свободней,
Опять умиротворена.

Не знаю, почему. Должно быть,
Устала попросту душа,
И как-то не хотелось трогать
Мятежного карандаша.

Так простояла я – в тумане –
Далекая добру и злу,
Тихонько пальцем барабаня
По чуть звенящему стеклу.

Душой не лучше и не хуже,
Чем первый встречный – этот вот,
Чем перламутровые лужи,
Где расплескался небосвод,

Чем пролетающая птица
И попросту бегущий пес,
И даже нищая певица
Меня не довела до слез.

Забвенья милое искусство
Душой усвоено уже.
Какое-то большое чувство
Сегодня таяло в душе.

 

24 октября 1914 Марина Цветаева

24 октября вряд ли уже был снег, чтобы что-то таяло. А вот душа,

замороженная ранее, может начать таять.

Кстати, и София Парнок в письмах Л.Я. Гуревич писала, что долгое

время читала только сказки Андерсона и ничего более читать не

могла. И все мы помним сказку «Снежная Королева»...

Марина Цветаева и София Парнок растопили души друг друга.

И стоя у окна ощущали всплеск чувств и эмоций, не испытанных

ранее.

И поэтому восклицая «Как светел сегодня свет!» София Парнок

наконец-то вновь силится открыть широко глаза, у нее получается,

и она видит радость жизни, свет, добро, красоту.

Я не претендую в своих высказываниях, что именно так и было.

Но мне почему то кажется, что я могу оказаться права. Я думаю,

такие талантливые личности, как София Парнок и Марина Цветаева, вряд ли бы ассоциировали все вокруг только по сезонам года на улице, они смотрели иным восприятием.

 

 

 

Снова на профиль гляжу я твой крутолобый...

 

Снова на профиль гляжу я твой крутолобый
И печально дивлюсь странно-близким чертам твоим.
Свершилося то, чего не быть не могло бы:
На пути на одном нам не было места двоим.

О, этих пальцев тупых и коротких сила,
И под бровью прямой этот дико-недвижный глаз!
Раскаяния,— скажи,— слеза оросила,
Оросила ль его, затуманила ли хоть раз?

Не оттого ли вражда была в нас взаимной
И страстнее любви, и правдивей любви стократ,
Что мы двойника друг в друге нашли? Скажи мне,
Не себя ли казня, казнила тебя я, мой брат?

София Парнок (около 1915 года)

София Парнок ждала раскаяния от Марины Цветаевой, как говорит

этот стих. Значит, были обманы, был негатив, о котором мы знать

не можем. Об этом же позже София Парнок пишет в стихе,

посвященном Марине Баранович, ассоциируя ее с Мариной Цветаевой.

 
Ты, молодая, длинноногая! С таким
На диво слаженным, крылатым телом!
Как трудно ты влачишь и неумело
Свой дух, оторопелый от тоски!
 
О, мне знакома эта поступь духа
Сквозь вихри ночи и провалы льдин,
И этот голос, восходящий глухо
Бог знает из каких живых глубин.
 
Я помню мрак таких же светлых глаз.
Как при тебе, все голоса стихали,
Когда она, безумствуя стихами,
Своим беспамятством воспламеняла нас.
 
Как странно мне ее напоминаешь ты!
Такая ж розоватость, золотистость
И перламутровость лица, и шелковистость,
Такое же биенье теплоты.
 
И тот же холод хитрости змеиной
И скользкости... Но я простила ей,
И я люблю тебя, и сквозь тебя, Марина,
Виденье соименницы твоей.
 
София Парнок Осень 1929
Правда признания в любви «И я люблю тебя, и сквозь тебя, Марина…» 
в автографе стиха, подаренном Марине Баранович не было, в нем были 
благословения. На «люблю тебя», вероятно, София Парнок изменила 
строки затем, осознавая, что любое упоминание о Боге в стихах в те 
времена было недопустимо. В любом случае со стороны Софии Парнок 
обид не осталось, она простила, сохранив добрые воспоминания в своей 
памяти.
 

© Адель Линская

2010-07-10

 

 

 

 

Девочкой маленькой ты мне предстала неловкою.

Девочкой маленькой ты мне предстала неловкою.

Сафо

«Девочкой маленькой ты мне предстала неловкою» –

Ах, одностишья стрелой Сафо пронзила меня!

Ночью задумалась я над курчавой головкою,

Нежностью матери страсть в бешеном сердце сменя, –

«Девочкой маленькой ты мне предстала неловкою».

Вспомнилось, как поцелуй отстранила уловкою,

Вспомнились эти глаза с невероятным зрачком...

В дом мой вступила ты, счастлива мной, как обновкою:

Поясом, пригоршней бус или цветным башмачком, –

«Девочкой маленькой ты мне предстала неловкою».

Но под ударом любви ты – что золото ковкое!

Я наклонилась к лицу, бледному в страстной тени,

Где словно смерть провела снеговою пуховкою...

Благодарю и за то, сладостная, что в те дни

«Девочкой маленькой ты мне предстала неловкою».

Февраль 1915 (?)

Есть стихи, прочитав которые слова почти теряются.

Это можно сказать и об этом.

«Девочкой маленькой ты мне предстала неловкою»…

Страстность, бледное лицо, тень, любовь…

Марина Цветаева много позже укажет, что этот стих София Парнок посвятила ей. Один из немногих стихов, где адресат четко оговорен... А ведь в письмах Борису Пастернаку, где Марина Цветаева пишет, что он не посвящает ей стихов и что мало кто посвящал, пишет, что "много и хороших" написала София Парнок, которую тогда в эмиграции Марина Цветаева поэтом уже не считала (может быть, поэтессой, но не поэтом), а это еще и при том, что лучшие произведения Софии Парнок Марина Цветаева вряд ли могла читать. То есть по словам Марины Цветаевой стихов, которые София Парнок ей посвятила было много, нам остается лишь догадываться какие именно это были стихи и все ли дошли до нас.

А вот о стихотворении «Девочкой маленькой ты мне предстала неловкою» можно с уверенностью говорить, что оно посвящено Марине Цветаевой.

 

© Адель Линская

2010-07-04

 

 

К чему узор расцвечивать пестро?

 

 К чему узор расцвечивать пестро?

 Нет упоения сильней, чем в ритме.

 Два такта перед бурным болеро

 Пускай оркестр гремучий повторит мне.

 

 Не поцелуй, — предпоцелуйный миг,

 Не музыка, а то, что перед нею, —

 Яд предвкушений в кровь мою проник,

 И загораюсь я и леденею.

 
Чем мне дорог этот стих, особо тем, что он звучит в воспоминаниях 
Анастасии Цветаевой. Что в Коктебеле у Макса Волошина София Парнок 
читала этот стих. 
Конечно же, она читала и другие. Только вот воспоминаний о ней во время 
чтения стихов нет, практически нет, только о нескольких стихах… 
«Ну хорошо, — говорит Соня Парнок, — буду читать, голова не болит 
сегодня. — И, помедлив: — Что прочесть? — произносит она своим живым, 
как медленно набегающая волна голосом (нет, не так — какая-то пушистость 
в голосе, что-то от движенья её тяжёлой от волос головы на высокой шее и 
от смычка по пчелиному звуку струны, смычка по виолончели...)».
Да… тут задумываешься с легкой грустью, как жаль, что не сохранились 
записи голоса ни Софии Парнок, ни Марины Цветаевой. Тем более возможность 
сделать запись была, но никому не пришло в голову… 

 Но какая живая Соня в этих воспоминаниях Анастасии Цветаевой…

«И не только стихами её я, как и все вокруг, восхищалась, вся она,

каждым движением своим, заразительностью веселья, необычайной

силой сочувствия каждому огорчению рядом, способностью войти в любую

судьбу, всё отдать, всё повернуть в своём дне, с размаху, на себя не

оглядываясь, неуёмная страсть — помочь. И сама Соня была подобна

какому-то произведению искусства, словно — оживший портрет

первоклассного мастера, — оживший, — чудо природы!

Побыв полдня с ней, в стихии её понимания, её юмора, её смеха,

её самоотдачи — от неё выходил как после симфонического концерта,

потрясённый тем, что есть на свете — такое...»



 
А я бы, пожалуй, добавила, что симфонический оркестр с ней тягаться

не смог бы…